Учение Иисуса об Отце. Реконструкция раннехристианского учения на основе сопоставительного анализа древнейших евангелий - Олег Чекрыгин
18 В одно время, когда Он молился в уединенном месте, и ученики были с Ним, Он спросил их: за кого почитает Меня народ?19 Они сказали в ответ: за Иоанна Крестителя, а иные за Илию; другие же говорят, что один из древних пророков воскрес.20 Он же спросил их: а вы за кого почитаете Меня? Отвечал Петр: за Христа Божия. 21 Но Он строго приказал им никому не говорить о сем,22. Говоря: Сыну Человеческому должно пострадать много, и умереть, и после трех дней воскреснуть.
Тут тебе весь набор: и ИК, и Илья, и воскресшие древние пророки на выбор, но Петр-галилеянин, рыбак, неграмотный темный простолюдин, выбирает иудейского Машиаха – а кого же еще? Иисус, конечно, соглашается, Он польщен таким предположением, но из скромности не велит никому говорить, а то еще подумают о Нем, что Он и правда Мессия, станут величать, славить… Интересно, а зачем бы иудеям убивать своего Машиаха? Из всего этого явно проглядывается натужное желание за уши притянуть Иисуса к его еврейскому мессианству, в которое сами евреи не верят ни на грош, но убеждают в этом христиан – ну не печальнейшая ли это комедия?
А вот что читаем на этот счет у Фомы:
«14. Иисус сказал ученикам своим: Уподобьте меня, скажите мне, на кого я похож. Симон Петр сказал ему: Ты похож на ангела справедливого. Матфей сказал ему: Ты похож на философа мудрого. Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож. Иисус сказал: Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился из источника кипящего, который я измерил.
И он взял его, отвел его (и) сказал ему три слова. Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: Что сказал тебе Иисус? Фома сказал им: Если я скажу вам одно из слов, которые он сказал мне, вы возьмете камни, бросите (их) в меня, огонь выйдет из камней (и) сожжет вас»
И что же это за три слова? Я думаю, что это «Я – Сын Божий» – за это Иисуса и убили.
В последующих редакциях текста (Матфея 16:16) Петр уже исповедует Иисуса одновременно и Машиахом-Христом, и Сыном Божьим, объединяя несовместимое.
23 Ко всем же сказал: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною.24 Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее.
Крест, по всей видимости, это намек на то, что Иисус заранее знал о своем грядущем крестоношении и распятии на кресте «за грехи человечества». То есть, опять и снова речь об иудейской языческой жертве через ритуальное убийство приносимого в жертву вместо самого грешника, как это было принято во всех без исключения языческих религиях, и у евреев тоже. В данном случае – убийство одного безгрешного Иисуса в «добровольную жертву» за все грешное человечество Его Отцу Богу, отождествленному в евангелиях с еврейским родовым богом Иеговой, установившем этот закон кровавой жертвы. А в 24 Иисус переносит это принесение себя в жертву своему жестокому божественному родителю на своих учеников, которые в свою очередь должны согласиться принести свои жизни в такую же жертву теперь уже «ради Иисуса».
Эпизод в целом является апологией библейской языческой жертвы, перенесенной на Иисуса как на искупителя грехов человечества. Христианское богослужение в полной мере переняло образ жертвы на алтаре, привнеся в самое сердце евхаристии символическую языческую жертву, которую жрецы именуют бескровной, тогда как в чаше они утверждают истинную кровь Иисуса.
25 Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?
Иоанн12,25 «25 Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» Фома91. «Сказал Иисус: Несчастно тело, зависящее от тела и несчастна душа, зависящая от них обоих. 116. Сказал Иисус: Горе плоти, зависящей от души, горе душе, зависящей от плоти». На этом примере сравнения особенно ярко видно, как духовное речение Иисуса все более и более опошляется банальностью от текста к тексту. У Фомы человек несчастен во власти телесных желаний, и душа его во власти и самого тела, и греховных желаний плоти (91), поскольку страсти и пожелания губят тело, а тело навязывает душе страстные пожелания (116), образуя замкнутый круг греха и смерти; у Иоанна упрощается до противопоставления привязанности к временной жизни и ее отвержения ради Вечности; и наконец у Маркиона сводится к банальной умеренности: не желай слишком многого, чтобы не повредить себе. Стих 25, будучи искусственно привязан к предыдущим 23—24, этим как бы поднимается до смысла некоего обобщения смысла стиха 24. Но само по себе это речение означает что-то типа «береги свое здоровье».
26 Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов.
Отсутствует логическая связь с предыдущими речениями, что выдаёт искусственность и позднюю природу: явная дописка к предыдущему, опять повторение иудейских библейских басен про второе пришествие для того, чтобы доделать недоделанное по пророчествам в первом; для этого же позже было придумано «Откровение Иоанна Богослова» о библейском конце света, которое Иоанн не писал, как было доказано еще в III веке.
27—36 – явление Преображения. Оно выглядит особенно нелепым в Фаворском Свете Божественного Всеведения Иисуса – зачем кому-то что-то сообщать Ему о грядущем, когда Он Сам Бог? Задача проста и утилитарна – привязать Его к еврейской библейской праведности. Особенно нелепым выглядит список небожителей: Илья и Моисей. Илья вроде как живым был взят на Небо, но Моисей согласно библии точно умер, и получается, что его на время Преображения достали из Ада, где до Воскресения пребывали ВСЕ, стряхнули пыль, принарядили в чистое и он предстал Иисусу в «ризах блистающих» – а потом обратно в Ад, а куда же еще?
Необходимо также заметить, что единственный из евангелистов, Иоанн, являвшийся по описанию Преображения непосредственным его свидетелем: «…взяв Петра, Иоанна и Иакова…» (Мн6,28), единственный же об этом выдающемся грандиозном событии, повергшем свидетелей в религиозный ужас и экстаз, в своем евангелии вообще не упоминает – забыл? Эта «забывчивость» явно указывает на более раннее происхождение ев. Иоанна по отношению к ев. Господню и, само собой разумеется, по отношению к более поздним синоптикам: Иоанн ничего не знал ни о каком «Преображении», которое было выдумано Маркионом и его кураторами для иудаизации Иисуса, привязке Его к преемству библейской истории, и позже бездумно переписано Лукой, Марком и Матфеем – все трое не заметили нелепости возникновения в эпизоде Моисея «во славе», место которому было в аду вплоть до Воскресения. Один выдумал нелепую историю, не заметив несообразия реальности в своем сказочном повествовании, трое других и вовсе не задумались об этом, а единственный реальный участник «забыл» упомянуть. Так сама собой выстраивается хронологическая последовательность возникновения евангельских текстов: Иоанн был существенно отредактирован иудаизаторами, Маркион списал у Иоанна, значительно приукрасив дополнительной иудаизацией, остальные списали у Маркиона, добавив еще иудаизации уже от себя лично – и получилось то, что получилось.
Вся описанная сцена по вышеназванным причинам теряет всякие шансы на достоверность и к учению Иисуса не относится.
36—44 История об изгнании беса, которого не смогли изгнать ученики – вымышлена от начала до конца, поскольку Иисус, обладая Божественным Всеведением, не стал бы устраивать цирк с «изгнанием» несуществующих сущностей. Однако, на ней стоит остановиться особо, чтобы проследить эволюцию текста. У Маркиона все заканчивается на исцелении словами Иисуса: «Сын Человеческий будет предан в руки человеческие», в древних кодексах (Синайском и проч.) у Луки то же, у Марка добавляется разъяснение ученикам (9,29): «29 сей же род изгоняется только молитвою», а в современном прочтении, начиная с 5—7 века появления монашеских уставов, уже изменено на «29 сей же род изгоняется только молитвою и постом» – добавился еще и пост[89].
45 Пришла же им мысль: кто бы из них был больше?46 Иисус же, видя помышление
